"Мишиге", "бекицер", "халеймес", широко употребляемые на юге России и на Украине (особенно, в Одессе или Херсоне) понятны всем, и когда цыганка из-под Одессы говорит: "Вы мне эти халеймесы для киндероу не рассказывайте!", вовсе не значит, что она говорит с еврейкой или о еврее.

Не будем говорить о таких словах, как "аминь", "аллелуйя", "херувимы" и "серафимы". Они вошли в европейские языки из древнееврейского, но воспринимаются не более еврейскими, чем имена Мария, Михаил или - что далеко ходить за примерами - Иван.

Но есть масса слов, о происхождении которых никто и не догадывается: раньше их знали немногие - увы, представители криминального, как теперь говорят, мира. Теперь их знают все, так уж повернулась наша жизнь. "Хипеш", "шмон", "ксива", "малина", "мусор", "халява",- список можно продолжать, но для первого знакомства нам хватит разбора и этих "понятий". Занятно, что они проникли в "блатную музыку" через идиш, но все они родом из иврита. Очевидно, те евреи, которые плотно контактировали с блатными, не доверяли непонятности идиша и употребляли уж то, что в Европе никому не понятно - иврит, но, разумеется, в ашкеназском произношении. Отсюда и фонетические особенности. Так, "ктуба" - на иврит документ (брачный), в грубом местечковом произношении может звучать, как "ксивэ". Отсюда и блатное "ксива" - "документ, бумага".

При этом слова, попадая в русский, переиначивали свой смысл. К примеру, "хипеш" восходит к глаголу "хипес", что значит "искать". Но "хипеш" - это не обыск, а шум, крик, скандал. Зато "шмон" от глагола "шмаа" - "слушать", не "допрос", как казалось бы, а, как раз, "обыск". Эти слова понятны всем, но их нерусское происхождение всё-таки заметно, (как у слов "пахан" и "бабай", попавших в ту же среду из татарского).


А вот "малина" звучит более чем по-русски. Место, где встречаются, отдыхают, пьют, где все вокруг свои - одно слово - малина! Между тем, в девичестве малина звалась "мелуна" - в точном переводе - "ночлег". Ну уж очень совпали звук и содержание! Увы, то же следует сказать и о "мусоре", который в бытность евреем был "мосер" - "шпион", "соглядатай". В обрусении этого понятия сказалась вся ненависть и презрение тёмного элемента к доблестным стражам порядка во все времена.

По пятницам в еврейских общинах раздавали пищу неимущим. Не всегда это было молоко, но название за этим вспомоществованием сохранилось "молоко" -- "haляв" на иврит. В русском, где нет звука "h", получилось "х" - "халяв", а потом - "халява". Надеюсь, переводить читателю это слово не нужно.

С этим, кстати, словом связана забавная история. Среди наших людей, поселившихся в Израиле и осваивающих иврит, довольно много жизнерадостных остроумцев. Юмор их сильно напоминает одесское "Джентельмен Шоу". И они иногда развлекаются, составляя фразы на смеси недоученного иврита и не совсем забытого русского. Так родилось очень по-ближневосточному звучащее выражение "аль-hахаляууа" - "на халяву".

...Знать бы весельчакам историю родного народа и его наречий, никогда бы этому слову не вернуться в родные места.



Ни для кого не секрет, что язык идиш, на котором говорят евреи-ашкенази, во многом сформировался на основе немецкого и других европейских языков. Некоторые даже считают, что идиш - это на самом деле одна из форм старонемецкого диалекта. Однако мало кто знает, что взаимодействие языков не было односторонним. Оказывается, ученым удалось установить, что в современном немецком языке есть немало еврейских слов, и даже неонацисты, не догадываются, что, порой, незаметно для себя переходят на идиш.

В немецком языке (как, впрочем, и в английском, и во французском) некоторые термины Танаха вошли в употребление довольно рано. Многие из них были заимствованы через труды церковных писателей.

Например, библия Лютера внесла в разговорный язык большое число новых слов и выражений. Некоторые из них стали немецкими идиомами: Kainszeichen (Каинова печать), Suendenbock (козел отпущения), Salomonisches Urteil (Соломоново решение), Gott mit uns (Иммануэль - с нами Б-г), Menschensohn (сын человеческий).

В разное время в немецкий язык вошли слова, заимствованные из иврита, в том числе Abt (аббат - от арамейского абба), Ebenholz (черное дерево - от эвен), Fratze (морда, рожа - от парцуф) и Natro (сода - от нетер).

В большей степени, чем другие западноевропейские языки, не исключая английского, немецкий язык поразительно богат другими словами и выражениями, главным образом в части слэнга и просторечий, которые вошли в повседневную речь из языков идиш и Juden-Deutsch (западного идиш, разговорного языка немецких евреев).

Употребление многих из этих слов ограничивалось еврейскими кругами, например, шабес, йонтеф, мишпохе, гой, шиксе, шадхен, мешуге, беншн, дафке и nebbich (от nicht bei Euch).

В XV и XVI веках общеупотребительными становятся другие слова и выражения, пришедшие, вероятно, из воровского жаргона. Например, ахельн (есть - от ахаль), ганфен (красть, воровать - от ганаф), шауте (дурак - от шотех).

XVIII столетие добавило такие слова, как макес (от маккот), шмусен (болтать), шмусер (болтун - от шему'от) и штус (чепуха - от шетут).

В XIX веке стали общеупотребительными такие выражения, как Голем, кафер (грубиян, мужик, деревенщина - от кфар), кошер, ришес (антисемитизм - от ришут), шехтен (обмануть, перехитрить - от шаhат), шлемиль (от Шлемиль и Шлимазл) и цорес (неприятности, заботы - от царот).

Несмотря на периодическое "очищение" немецкого языка, большое число гебраизмов и идишизмов все еще присутствует немецких словарях и другой литературе. Еврейские слова и выражения часто можно встретить в произведениях немецких классиков.

К примеру, Гейне в своей поэме "Принцесса Суббота" (1851), с тонким юмором намекая на "Оду к радости" Шиллера, описывает чолнт как "кошерную Амброзию". Адальберт фон Шамиссо назвал свою всемирно известную повесть о человеке, лишившемся своей тени, "История Петера Шлемиля" (1814). И наоборот, патетический "еврейский" рефрен в поэме Гейне "Gedaechtnisfeier" (чествование памяти, в память) "Nicht gedacht soll seiner werden" прямо заимстовован из перевода Лютера книги Езекии.